[Tenevik]

16 мая в 17.17 на 81 году жизни умерла моя бабушка Степанида Ивановна Добрынина, баба Ксеня, Ивановна, просто Ба.
Она была прекрасным человеком, сильным, умным, целеустремленным, настоящим главой нашей семьи, ее корнем и якорем. Теперь мы уже окончательно и бесповоротно плывем сами.

Я не могу сочинить какой-то официальный некролог, что-то специальное красивое… Я все еще не уверена, что хочу вывесить это в дайри, должна ли я, нужно ли это мне… Да, все-таки я выложу это в дайри, в котором, собственно и увы, и проходит вся моя жизнь.
Я просто перепечатаю то, что записала в своем дневнике.


…17:17 – так записано в квитке от скорой помощи. Но я, еще ничего не зная, посмотрела на часы в 17:29, и в этой цифре сейчас мне, конечно же, видится какой-то глупый мистический смысл.
Я не видела ее целую неделю, я не пришла к ней на свой день рождения, я типа была очень уставшая…да. А она помнила обо мне и о моем рождении и подарила то, что могла подарить – деньги.
Ей уже хорошо. Ничего не болит и не давит. Она в начале нового Пути.
Я не смотрела на нее, только совсем чуть-чуть, издалека. Ее больше нет. Ей был 81 год, достойный возраст.

…Весь день была сонной, под вечер очень устала.
Посмотрела на ба только когда ее уложили в гроб и накрыли платом. Остался один силуэт. Это я могу вынести, это не имеет лица…
Мертвое тело… что выглядит еще более странно для человека?
Потом я сидела с ней…с телом…рядом с гробом…я не знаю, как сказать, что это. Я сидела рядом довольно долгое время, одна. Одной сидеть лучше, никто не скорбит, не выражает свое горе, не считает нужным что-то сказать, не мешает. Просто сидеть молча и думать… Меня клонило в сон, хотя накануне я очень рано легла спать. Я не сопротивлялась, лелея выпестованную ужастиками мысль, что могу таким способом получить какое-то послание оттуда. Даже два раза сфотографировала гроб, хотя дух, душа, энергия уже вышли из тела…
Вчера вечером дома и сегодня утром я могла полностью абстрагироваться от происходящего. Я нарочно не смотрела на тело и его как бы не было. Я говорила себе, что возраст, что естественный процесс, что смерть была относительно легкой. Мама была у ба днем, они разговаривали, бабулька даже выговаривала ей за какие-то дела, ей принесли пенсию и она сама расписалась, потом уже вечером просила таблетку и ей ее дали, она выпила и вроде заснула, а потом…буквально за двадцать минут.
Потом в субботу вечером, когда я была возле нее… хуже всего видеть лицо. Даже то, что оно полностью закрыто платком и полупрозрачным платом…это все равно лицо, понимаешь? И от этого смерть, как исчезновение этой конкретной личности и оставшийся только этот силуэт, становится явной и чудовищной. Становится очень больно.
И начинают посещать заглюки, взращенные все теми же современными историями… Сначала я удалила из мобильника номер бабушкиного телефона, потому что видеть «Бабушка 8960…..» стало больно, но потом… потом я нашла ее давно разрядившийся мобильник, нашла зарядку, ждала пока аппаратик очнется и позвонила самой себе, чтобы восстановить номер. Потому что вдруг мне позвонят…оттуда…да…

Со смертью ба полностью оборвалась моя связь с прошлым. Это прошлое исчезло уже давно, с продажей дома в Петрушино. Но бабушка была якорем, корнем, главой. И то мое деревенское, огородное прошлое, которое я так ненавидела в то время, сейчас совершенно ожидаемо вспоминается мне золотым, ясным, волшебным, чудесным, по-настоящему семейным.
У меня выборочная память, частичная амнезия, я не помню плохого, я помню только хорошее. Тогда было хорошо. И я тоже думаю, что если бы мы и ба остались в Петрушино, ба прожила бы дольше и дольше была бы и в памяти и в здравии. Она была настоящим деревенским человеком, она всегда много работала. Да, работала на износ, мне никогда не понять такой самоотверженности, но, похоже, ей это было нужно как воздух. А ее этого воздуха лишили, из благих, конечно же, намерений. Таковы были обстоятельства, и изменить ничего нельзя было.

Материально я стала жить лучше, а вот душевно все только ухудшается. Я вросла в свою раковину, и пока нет силы, способной меня выдернуть из нее. И судя по всему, все будет только хуже. Бедная моя ба, она так хотела увидеть правнуков…
Если бы у меня была своя семья и несколько детей, если бы у моих братьев и племянников были большие семьи и чтобы все мы регулярно встречались в чьем-то большом доме, пусть не общем, но признанным главным, родовым, корневым, тогда смерть старших членов семьи, возможно, воспринималась мной как нечто естественное, не трагичное, а закономерное, не страшное…
А сейчас…
Сейчас я смотрю на бабушкину сестру, на ее сына, на мою мать и думаю, думаю, думаю…
Мы так мало живем. И все так глупо получается.


…Похоронили.
Когда бросала землю в могилу на гроб, со мной случилась истерика, настоящая, с задыханием и неконтролируемыми всхлипами. Это было полное осознание происшедшего. Точка.
На лицо упорно не смотрела. Я хочу помнить настоящую ба.
Потом в кафе на поминках я постаралась разговорить маму и вспомнить что-то хорошее, смешное из бабушкиной жизни.
Жизнь продолжается.
У тети Маши, бабушкиной сводной сестры, такая хорошая внучка Верочка!


Тс-с, не надо ничего говорить, все уже хорошо.