[Tenevik]

10.02.2011 в 14:13 Пишет  denis_ufa:
ЕЛЬЦИН: МЕЖДУ ПАРТОКРАТИЕЙ И НАРОДОМ
Рустем ВАХИТОВ

Стирая память
1 февраля 2011 года Борису Ельцину исполнилось бы 80 лет. За неделю до его юбилея по всем телеканалам начали крутить документальные фильмы и устраивать ток-шоу, посвященные покойному первому президенту России. Причем телевизионщики, в иных случаях острые на язык, неожиданно скуксились и только поддакивали вдове Ельцина, его дочери, а также его ближайшим соратникам – Чубайсу, Волошину, Тарпищеву, которые не уставали расписывать Ельцина как «спасителя Отечества от ужасной коммунистической угрозы» и «подлинного отца многострадальной российской демократии». А в день 80-летия сам президент Медведев приехал в Екатеринбург (бывший Свердловск) открыть памятник Ельцину. Из его речи следовало, что Ельцин – благодетель Отечества, выведший страну из «коммунистического тоталитаризма» к современному цивилизованному обществу.

Безусловно, перед нами банальный заказ. Власть нуждается в своих национальных героях, и такового наскоро лепят – лепят из бывшего высокопоставленного партийного функционера, так вовремя и эффектно переметнувшегося в стан антикоммунистов. Но для большинства населения нашей страны очевидно, что все это – не более чем фарс. Все, кто вежливо грустил в студиях НТВ и РТР под рассказы Наины Иосифовны о том, как Борис Николаевич «радел о народе», не говоря уже о многих миллионах телезрителей, конечно, знают цену этим рассказам. Потому что помнят реального Ельцина – властолюбивого, амбициозного, беспринципного. Умеющего, когда надо, подольститься к народу, выставив себя эдаким простым парнем, ездящим на работу в троллейбусе, а когда надо – отдать приказ о расстреле этого самого народа из танковых орудий.

Действительно, в начале перестройки, народ, обманутый популистской риторикой Ельцина, идеализировал его. Но теперь в той же, если не в большей мере тот же народ, ограбленный и униженный драконовскими реформами Ельцина, испытывает диаметрально противоположные чувства. И если мы не слышим с телеэкранов негативной оценки, то только потому, что телевидение у нас мнение народа не выражает.

Два мифа

Однако и патриотическая оппозиция, справедливо высмеивая этот насквозь фальшивый сусальный образ Ельцина, создает свой собственный, «черный» миф о Ельцине, столь же далекий от исторической реальности, как и официозный «белый» миф. Согласно ему Ельцин был платным агентом Запада, который, проникнув в высшее руководство партии и окружив себя такими же предателями Родины и народа, сознательно делал все для распада нашей страны и превращения ее в колонию. Но, не говоря уже о том, что Ельцин тут представлен в виде некоего полубога, который, невзирая на законы истории и общественные тенденции, одной своей злой волей перекраивает политическую карту мира, можно отметить еще один серьезный недостаток этой теории. Если даже принять «черный» миф, как объяснить тот факт, что кукловоды Ельцина удовлетворились распадом СССР? Что им мешало развить свой успех и развалить заодно и РСФСР, превратив пространство России в зону контролируемых Западом бутафорских «независимых государств»? На этот вопрос обычно возражают: распад огромной ядерной державы мог закончиться полным хаосом на постсоветском пространстве.

Но данный аргумент представляется неубедительным – во-первых, никого не пугал распад еще более крупной ядерной державы, СССР, и, во-вторых, как раз в 1991 году имелся удобный случай вообще оставить Россию без ядерного оружия. Ведь, например, 24 октября 1991 года Верховная Рада обретшей вдруг «независимость» Украины объявила о том, что Украина добровольно передает имеющийся на ее территории ядерный арсенал – третий по мощности в мире! – России. Именно так поступали действительные марионетки, и именно так должен был поступить и Ельцин, будь он действительно сознательным агентом Запада – тем более что это вполне вписывалось в перестроечную компанию борьбы за мир и разоружение, и ради соблюдения приличий ядерный потенциал РСФСР можно было передать не Америке, а, например, под контроль ООН.

Но Ельцин этого не сделал. Более того, впоследствии он Ельцин совершил ряд шагов, которые фактически шли вразрез с интересами Запада. Например, в 1994 году он приказал ввести войска в Чечню, стремясь, пусть грубыми и топорными способами, но противостоять распаду России по сценарию СССР (отделившаяся от России Чечня могла выступить в роли детонатора сепаратизма, каковым стали для СССР республики Прибалтики). Да и сворачивание демократии и формирование диктаторского режима, за которыми стоят олигархические кланы, опирающиеся на могущество силовых ведомств, началось еще в 1993 году, когда на глазах у всего мира в центре Москвы был расстрелян из пушек демократически выбранный парламент. Следующие составы парламента, несмотря на всю свою внешнюю оппозиционность, уже не осмеливались идти откровенно вразрез с президентской вертикалью (попытки вроде коммунистической инициативы импичмента гасились внутри парламента).
Я вовсе не являюсь сторонником политики Ельцина – напротив, я считаю, что он сыграл крайне негативную роль в новейшей истории России. Однако никакой марионеткой Запада он не был, а был предводителем одной из внутренних российских политико-экономических сил, интересы которой на некоторое время и до определенной степени совпали с интересами Запада и, прежде всего, США.
Что же это за сила?

Заметки на полях

Чтобы ответить на поставленный вопрос, нужно понять, что собой представляло советское общество, и какие внутренние конфликты привели его к перестройке. Советский социализм был создан в сталинскую эпоху. До 30-х годов в СССР еще существовали и были значимы социальные силы, уходившие своими корнями в дореволюционную Россию – общинное патриархальное крестьянство и революционная интеллигенция, составившая «старую гвардию» ВКП(б). Крестьянство исчезло как сословие в результате коллективизации, «старая гвардия» партии была большей часть физически уничтожена в ходе репрессий 1937–1939 годов. Сталин и его соратники создали совершенно другое государство и общество, с другими социальными стратами (которые, впрочем, имели преемственность со старыми). Так, на место крестьянства пришли колхозники, которые если и были крестьянами, то, скорее, крепостными государства; на место революционной воюющей партии, ориентированной на «мировой пожар», пришла партия управленцев и хозяйственников, руководствующаяся идеями российского великодержавия и особой миссии русского народа, выраженными языком марксизма. Хотя этот сталинский Советский Союз и провозглашал себя социалистическим государством победивших рабочих и крестьян, на деле он был гораздо ближе к традиционной для России модели идеократического служилого государства, чем к умственным построениям немецких коммунистов. В сталинском СССР были тягловые сословия – колхозники и рабочие, ИТР и учителя, на плечах которых лежало тягло создания духовных и материальных благ; служилые сословия – НКВД, армия, партийные работники, составляющие государство и служащие вождю и идее, которую он символизировал. Каждое сословие за свою службу государству и организующей и освящающей государство идее получало свои права и привилегии, которые складывались в некую иерархию (сословную систему советского общества хорошо описал социолог С. Кордонский). Ядром служилых сословий, своего рода советской «опричниной» была партноменклатура – освобожденные от других родов деятельности партийные работники. Они были своего рода воинским монашеским орденом, на чьи плечи ложилось руководство всеми важнейшими сферами общественной жизни (членов партноменклатуры, скажем, назначали для реализации масштабных проектов, вроде строительства заводов, электростанций или создания новых видов оружия). От них требовались аскетизм, верность идее и вождю, готовность ради них пожертвовать всем, забвение личных интересов. За это государство предлагало им самые широкие привилегии – улучшенное питание, персональные автомобили, роскошные квартиры, прислугу, дачи. Но все это носило характер именно государева дара за службу, каковой всегда можно отобрать. Никакой частной собственности у них не было, и даже сама их жизнь им не принадлежала: за неудачи в работе они платили своей головой.

Корни уходят глубоко

К середине 80-х годов эта классическая советская цивилизация уже изрядно расшаталась и переживала глубокий кризис. Руководящая идея, марксизм-ленинизм, перестала отвечать новым реалиям, и в нее не верили даже те, кто карал за нарушения ее чистоты. Для идеократического государства, где, в отличие от демократии, власть делает легитимной не компромисс между влиятельными группами, а именно идея, подобное положение поистине гибельно. Сама партноменклатура в значительной своей части развратилась, ступила на путь личного обогащения, стала срастаться с криминальной теневой экономикой. Этому способствовала почти полная ее безнаказанность: придя к власти, Хрущев первым делом лишил КГБ права возбуждать дела против членов партноменклатуры, уничтожив механизмы контроля за деятельностью номенклатуры. Наконец, она утеряла (если не юридически, то фактически) единого руководителя, власть приобрела олигархический характер. По сути, все решения принимал коллективный орган – Политбюро, представлявшее собой руководителей важнейших ведомств, организованных на манер «государств в государстве». Они лишь легитимизировались недееспособным, номинальным «вождем».
Конечно, оставались в номенклатуре и деятели старой закалки, так называемые «пуритане», верные старой идее, были и новые «идейные партократы», прозападные «либеральные коммунисты», но они составляли меньшинство. Кроме того, сам факт раскола партократии на группы был уже признаком кризиса в обществе – его верхушка не имела единого плана действий.

Внутренний кризис идеологии СССР и его политической элиты не мог не отразиться на отношении к ней тягловых сословий. Уже в 60-70-х пролегла глубокая трещина между «верхами» с одной стороны и народом и интеллигенцией с другой. И производители материальных благ советского общества (народ), и производители и распространители его идеологии (интеллигенция) в равной степени были недовольны своей «верхушкой» и относились к ней критически. Только вот причины недовольства были разные: интеллигенции хотелось больше свободы, а народу – больше порядка. На это обратил внимание диссидент Андрей Амальрик, писавший, что интеллигенция с ее либеральными требованиями не найдет в СССР понимания и поддержки у народа, поскольку для народа слово «свобода» – синоним слова «безнаказанность», а две наиболее близкие народу идеи – сильной власти и социальной справедливости – противоположны идеологии либерализма, опирающейся на индивидуализм. Впрочем, это было видно и невооруженным глазом: пока интеллигенты-мэнээсы распевали песенки Галича, шофера-работяги лепили на лобовые стекла своих машин портреты Сталина.

«Мы ждем перемен»

К 1985 году сложилась патовая для советского строя ситуация: все слои советского общества были недовольны своей жизнью, хотя положительные идеалы у каждого из них были свои, отличные, а зачастую и диаметрально противоположные идеалам других. Отсюда поистине всенародная поддержка объявленной Горбачевым перестройки. Сейчас в среде патриотов принято изображать перестройку хитроумной операцией, заставшей народ врасплох, и психологически это понятно: мы знаем, к чему привела перестройка, и у нас просто язык не поворачивается признать, что она была принята с восторгом практически всеми. Но всякий, кто помнит те времена, помнит и общее чувство: «все равно нужно что-то менять».

Видимо, руководство не вполне понимало, что общество уже расколото. Горбачев и группа прозападных коммунистов в партноменклатуре, которую он возглавлял, рассчитывали, что и народ, и интеллигенция, «облагодетельствованные» дарованной свыше демократизацией и гласностью, в ответ сплотятся вокруг партии и ее генерального секретаря. А те поведут Страну Советов к обновленному социализму с элементами западной демократии и рынка (собственно, программой Горбачева являлась конвергенция, гибрид западного капитализма и советского социализма – идею эту он позаимствовал, скорее всего, у академика Сахарова, чем и объясняется благоволение Горбачева к «диссиденту №1»). При этом Горбачев понимал, что такой проект перестройки встретит неприятие пуритан из партноменклатуры, которые были сторонниками «перестройки по Андропову» – этатистской модернизации без демократических свобод, но Горбачев надеялся на поддержку благодарных народа и интеллигенции. Третью силу в партноменклатуре – «болото», безыдейных конформистов, думавших лишь о благе для себя лично и своего клана, он вообще не принимал в расчет, решив, что они пойдут за победителем.
Но события развивались иначе.

Не по плану

Народ и интеллигенция вместо того, чтобы проникнуться благодарностью к партии, напротив, начинают все острое критиковать партию. От разрешенной Горбачевым критики «консерваторов и бюрократов, тормозящих перестройку» и интеллигенция, и народ переходят к жесткой критике партии как таковой. Звучат требования отмены 6-й статьи Конституции СССР о руководящей и направляющей роли КПСС. Наиболее радикальные общественники начинают говорить о судебных разбирательствах над высокопоставленными партийными чиновниками. «Свобода» обнаружила старую вражду народа и интеллигенции к партноменклатуре, и чем больше было свободы, тем больше эта вражда росла. Полной неожиданностью для команды Горбачева стало нежелание народа и интеллигенции послушно следовать за партией по тому пути перестройки, который был замыслен партией и ее теоретиками. Объединившиеся на короткое время интеллигенция и народ стремятся стать не объектом, а субъектом перестройки – по всей стране и особенно в крупных городах начинается непредусмотренная «прорабами перестройки» идущая снизу социальная самоорганизация. Возникает движение политических неформалов, о котором сегодня мало вспоминают, а ведь оно в свое время стало очень мощной политической силой, с которой вынуждена была считаться власть. Движение это было пестрым по социальному составу (в него входили рабочие, студенты, ученые, творческая интеллигенция), оно не имело единого политического центра (представляло собой, как бы мы сейчас сказали, сетевую структуру). Это были самые разные по политической ориентации группы – экологи и монархисты, анархисты и демократы, хотя с преобладанием «несистемных левых». При всей пестроте идей их объединяла общая «отрицательная программа» – «отмена» власти партии и ликвидация централизованной плановой экономики. Однако они большей частью не были и сторонниками капитализма и либеральной демократии, как демократы 1991–1992 годов – неформалы 1989–1990 годов фактически были сторонниками общинного социализма, хотя сами так себя и не называли. Самой популярной среди них положительной программой было требование самоуправления предприятий и колхозов в экономике и власть Советов в политике (хотя программа эта могла выражаться на западническом волапюке с излишне частыми употреблениями терминов «рынок» и «хозрасчет», что легко объяснить: верхушку движения составляли интеллигенты, которые уже тогда дрейфовали от Бухарина к Фридману). Не выступали они и за развал Советского Союза, а лишь за обновление союзного договора.

Движение это имело свою прессу: самиздатовские газеты и журналы, размножаемые на машинках и на первых компьютерах и распространяемые по стране через сеть активистов. К 1989 году неформалы стали столь массовой силой, что стали выводить на улицы сотни тысяч людей. Так, 4 февраля 1990 года неформалы вывели на Манежную площадь 200 тысяч человек под лозунгами «Всю власть народу!». Это уже были не просто уличные митинги, это была революция. И дело не только в том, что она происходила в СССР, просто ее основным требованием был переход к действительной, а не декларативной власти Советов – ведь хотя по Конституции Советы были единственно легитимными государственными органами в СССР, фактически власть принадлежала партийным комитетам.
И эта революция оказалась победоносной, о чем сегодня опять-таки никто не вспоминает. В 1990 году по стране прокатились массовые митинги, десятки тысяч людей окружали живыми цепями здания обкомов и горкомов КПСС и требовали отставки партийных руководителей. И они добились своего: большая часть секретарей обкомов действительно ушла в отставку, и, хотя на их место ЦК назначил других, фактически они уже не имели власти в регионах. Власть перешла к местным Советам и их президиумам. СССР впервые после 20-х годов вновь ненадолго стал действительно страной Советов.

Сейчас этот успех приписывают Ельцину и его команде – будущим младореформаторам, но это не так. Ельцин воспринимался лишь как один из символических лидеров, наряду с другими депутатами Межрегиональной депутатской группы. Влияние его было ограничено Москвой и родным Свердловском – показательно, что на съезде депутатов он даже не собрал нужного количества голосов и не был выбран в Верховный Совет (он попал туда лишь благодаря депутату Казаннику). Ельцин оставался членом ЦК КПСС (он выйдет из партии лишь летом 1990 года на XXVIII съезде) и в глазах многих неформалов был партократом, хотя и необычным, опальным. Но самое главное – движение неформалов и советская революция в целом не могли кем-либо управляться, потому что не имели единого центра.
Советская революция 1989–1990 годов спутала все планы прорабов перестройки. В СССР произошли необратимые изменения, и вектор дальнейшего развития страны легко было предугадать на примере стран Варшавского блока, где в 1989 году прокатились «бархатные революции», а высшие государственные должности заняли бывшие диссиденты и оппозиционеры. Наиболее радикальные из них стали активно требовать проведения люстрации – очищения государственных органов от представителей просоветских коммунистических партий. Конечно, в большинстве стран Восточной Европы люстрация если и была проведена, то по «мягкому» варианту. Но в 1989–1990-м это было неочевидно, и даже «мягкий» вариант означал потерю работы, а то и уголовное преследование для сотен бывших советских «хозяев жизни». Все это не могло не вызывать опасения у той части советской партноменклатуры, которая в 1989–1990-м уже не верила в сохранение СССР и социализма – это и было пресловутое «болото», ведь и либеральные коммунисты-горбачевцы, и пуритане-лигачевцы не теряли надежды претворить свои планы в жизнь и сохранить СССР. К тому же представителям «болота» уже было что терять: воспользовавшись экономической реформой 1987 года, которая ввела элементы рынка в СССР, эта часть партийной и комсомольской номенклатуры (а также верхушки армии, МВД и КГБ) сумела через систему кооперативов и банков сколотить во время «комсомольской приватизации» определенный капитал.
В 1989–1990-м номенклатурная буржуазия оказалась в сложном положении. Она чувствовала, что проекты будущего и пуритан и горбачевцев обречены на провал. А впереди маячил призрак разрастающейся народной революции, который лишил бы ее сначала власти, а затем и собственности. Ей нужен был политик, который, с одной стороны, был бы кровно, миллионами ниточек и интересов связан с партноменклатурой, и поэтому мог выступить как защитник ее интересов, а с другой стороны – пользовался бы популярностью у народа. И тут ее взор пал на Бориса Ельцина.

Фас и профиль

Кем был Ельцин до своего превращения в «народного трибуна» и «вождя перестройки»? Сначала он руководил Свердловским обкомом КПСС, не выказывая никакого несогласия с линией партии. Затем был переведен в Москву и стал главой московского горкома партии. Показательно, что переводу Ельцина из Свердловска в Москву способствовал Егор Лигачев, один из лидеров партии «пуритан» в руководстве КПСС. То есть первоначально Ельцин никаких подозрений у пуританского консервативного крыла руководства не вызывал – это подтверждает и история с домом Ипатьева, который Ельцин, будучи свердловским главой, без колебаний приказал взорвать, несмотря на протесты интеллигенции, указывающей на его историческую значимость. Да и его действия на посту секретаря московского горкома вполне укладывались в программу радикальных пуритан-андроповцев. За два месяца «правления» Ельцина были сняты 22 секретаря райкомов, причем Ельцин действовал так жестко, что один из секретарей, А. Коровицын, даже покончил с собой. Ельцин развернул борьбу с «мафией» в торговой сети города, заботясь лишь о том, чтобы было побольше «посажено». Именно это и сделало его популярным в народе – поездки в троллейбусах мало кого впечатлили. Показательно, что мимо этого проходит большинство биографов Ельцина: народным любимцем его сделало вовсе не поведение либерала, который требует, чтоб все было по закону и по решению суда, а поведение, которое можно проиллюстрировать словами Глеба Жеглова: «вор должен сидеть в тюрьме». В Ельцине народ увидел грозного, но справедливого царя, которому можно многое простить.

Да и выступление Ельцина на Октябрьском пленуме ЦК КПСС в 1987 году, где он якобы критиковал Горбачева, особым радикализмом не отличалось. В действительности, Ельцин не сказал ничего, что противоречило бы курсу Горбачева – речь шла лишь о его личной размолвке с его бывшим покровителем Лигачевым. Активисты перестройки настолько были разочарованы подлинным текстом выступления Ельцина, что решились на подлог: тогдашний главный редактор «Московских новостей» Полторанин сочинил фальшивый, более радикальный текст выступления Ельцина – именно он и распространялся в самиздате. Кстати, сам Ельцин в 1987 году покаялся перед Горбачевым даже в таком своем невинном выступлении, прилюдно признав его ошибочным. В 1988 году, когда рождалось уже неформальное движение и запахло революцией, Ельцин снова прилюдно покаялся перед Горбачевым на партконференции и униженно просил вернуть ему должность.

Итак, Ельцин не был «борцом с коммунизмом»: долгие годы он твердо придерживался линии партии, не позволяя себе никакой критики. И вдруг происходит нечто странное: он начинает себя вести не как провинившийся функционер, а как вождь левого радикального крыла сторонников перестройки, своего рода противоположного полюса лигачевскому консерватизму. Он побеждает на выборах на съезд народных депутатов СССР, становится сопредседателем межрегиональной депутатской группы и демплатформы в КПСС, затем становится председателем Верховного Совета и первым президентом РСФСР. Ему предлагают сотрудничество вожди диссидентского антикоммунистического движения Сахаров и Ковалев.

Жребий брошен

Политический публицист, экономист-диссидент Вадим Белоцерковский высказывает оригинальную гипотезу, что причиной тому – спецоперация КГБ. Якобы еще с 1987 года Ельцин проталкивался КГБ на роль народного лидера, его популярность искусственно раскручивалась, чтобы «оседлать» народное движение за социализм, нейтрализовать его и ввести в России олигархический капитализм, при котором бюрократы-партократы смогли бы обменять власть на собственность. Патриоты предлагают другое объяснение: Ельцин проталкивался ЦРУ и американским истэблишментом. Якобы еще в 1989 году во время первой поездки Ельцина в США, где он как бы случайно встретился с президентом Бушем-старшим, американцы лишили «слить» Горбачева и сделать ставку на Ельцина, который сделал им более заманчивое предложение: если Горбачев хотел сохранения обновленного СССР с элементами рыночной экономики и демократии, то Ельцина вполне утраивала ужавшаяся до границ XVII века проамериканская Россия.

И в том, и в другом объяснении есть доля истины. Конечно, КГБ приложил руку к созданию «народного трибуна» Ельцина. В те годы КГБ сознательно раскручивал различные фигуры псевдоопоззиционеров, яркий пример тому – Жириновский, который должен был возглавить вторую, альтернативную реформированной КПСС партию. Были и контакты с американцами – не просто же так Ельцин позвонил Бушу после событий в Беловежской пуще. Но все же эти объяснения ложны. Ни КГБ, ни ЦРУ не контролировали ситуацию в СССР, когда она вошла в стадию «неуправляемой перестройки». Этого не могло сделать даже руководство КПСС: сломались механизмы согласования различных элементов общественной системы, фактически началась «холодная гражданская война». Превращение Ельцина из запуганного функционера в смелого трибуна произошло по другим причинам. Ельцин, которому в 1987–1988 годах казалось, что его политическая карьера бесславно закончилась (отсюда его попытка членовредительства при помощи ножниц) вдруг ощутил почву под ногами. Он понял, что он, приобретший уже определенную популярность в народе, нужен пусть не очень многочисленной, но влиятельной политической силе – номенклатурной буржуазии, тому самому партократическому «болоту». И он стал его вождем, выразителем и проводником его политических интересов. Дело, конечно, не обстояло так, что синклит партократов собрался и поручил Ельцину обмануть народ и спасти их от народной революции – просто его окружение, как и он сам, было партократическим. Среди этого окружения было немало представителей номенклатурной буржуазии – оно, согласно известной поговорке, и «сыграло короля».

Результаты

Еще одним фактором, сыгравшим роковую роль в 1990 году, стал переход интеллигенции на сторону номенклатурной буржуазии. Да, вплоть до 1990 года интеллигенция была с народом против партократии, но при этом ее взгляды постепенно правели и правели. Вскоре интеллигенцию перестали удовлетворять стихийные общинно-социалистические настроения народа, она стала сторонницей капитализма и нашла себе более близкую по духу социальную базу – номенклатурную буржуазию. И опять-таки речь не идет о сознательном превращении вождей интеллигенции в слуг номенклатуры, а, скорее, о естественном сближении родственных по мировоззрению социальных групп.
Народ остался без сколько-нибудь авторитетных идеологов. На Ельцина стали работать общенациональные крупные СМИ, которые к тому времени находились в руках либеральной интеллигенции. Бывшие партноменклатурщики из окружения Ельцина, поднаторевшие в реальной политике, проникали в руководство Народных фронтов, оттесняли малоопытных в интригах народных низовых вождей. Так Ельцину и его команде легко удалось повести массы в нужном направлении. Своего пика народная революция достигла во время путча 19-21 августа 1991 года. Победа над путчистами сразу же превратила Ельцина, организатора сопротивления путчу в Москве, в национального лидера. Неформальные партии и движения – реальные руководители общесоветской народной революции – требовали от него того, что сделали революционеры в Восточной Европе: увольнения всего высшего состава КГБ И МВД, люстрации, переизбрания государственных органов. Не тут-то было.

Как пишет Вадим Белоцерковский: «Сам Ельцин вскоре после победы (29 августа), выступая по телевидению, заявил, что не допустит “охоты на ведьм”… Не сдал Ельцин и КГБ». Белоцерковский остроумно заметил, что самое большее, что позволили народу – разрушить памятник Дзержинскому, причем чекисты спокойно взирали на это из окон лубянских кабинетов. Ведь у высшего руководства КГБ, как и МВД, армии и партии было уже все подготовлено для «вхождения в капитализм» – места директоров банков, коммерческих фирм, а в перспективе - работников администраций городов, областей, краев. Что им чугунный «железный Феликс»?
В 1992 году Ельцин сказал о сути своей политической миссии, комментируя события 1991 года: «Многие требовали сменить все руководящие кадры, но мы на это не пошли. Мы не допустили революции!»
Куда уж откровеннее. Ельцин открыто признался, что его задача состояла в том, чтобы не произошло народной революции, чтобы во власть не проникли новые люди из низов, чтобы представители партийно-чиновничьей номенклатуры сохранили свои места. Это и есть истинное политическое лицо Ельцина. Он выступил против народа, желавшего общинного советского социализма и отвергавшего обуржуазившуюся партократию. И он, плоть от плоти этой партократии, ее от народа спас.
Конечно, наследникам Ельцина есть за что его восславлять и почитать. Но при чем настрадавшийся от него народ?



как страшно мы живем, как быстро все забываем, насколько мало от нас что-то зависит, как все скрыто от глаз и одновременно нагло на виду. и ничего не меняется. сытый голодного не разумеет. а зачем?